С О Н Е Т Ы   Уильяма  Шекспира

                в переводе Ирины Чупис    ( 1 - 40 ) 

                                                1

Прекрасное хотим мы умножать,

Чтоб не исчезла роза красоты

И об ушедшем мог напоминать

Наследник нежный, взяв его черты.

Но ты питаешь пламя ярких глаз

Самим собой, в тебе – огня исток.

Опустошая жизненный запас,

Ты враг себе и к юности жесток.

Ты, свежестью своей украсив мир, -

И это лишь весны грядущей весть, -

Внутри себя бутон захоронил

И не даешь, скупец, ему расцвесть.

    Помилуй мир, с него налог двойной

    Взимается: могилой и тобой.

 

                        2

 

Когда твой облик сорок зим осадят,

В прекрасном поле пролагая рвы,

Предстанут свежей юности наряды

Лохмотьями истоптанной травы.

И на вопрос, где вся твоя краса,

Здоровья клад, которым обладал,

Ответят лишь запавшие глаза,

Больные от укоров и похвал.

Куда отрадней, если прозвучит

Такой ответ: «Наследник юный мой

Итог сочтет и старость извинит».

В его красе продлится облик твой.

    Пусть в старости и плоть твоя, и кровь

    В твоем ребенке повторятся вновь.

 

                            3

 

Глянь в зеркало. Твое изображенье

Пора бы юным ликом заменить

И женщине, причастной к обновленью,

Заботы материнства подарить.

Скажи, где та прекрасная, чье лоно

Тебя не хочет пахарем призвать?

Как можно быть таким самовлюбленным,

Чтоб продолженья рода не желать?

Для матери ее весны расцвет

Твое лицо, как зеркало, хранит.

И ты увидишь через окна лет

В наследнике свои златые дни.

    Но если лик зеркальный, неживой,

    Ты умираешь, - и двойник с тобой.

 

                         4

 

Зачем, о расточительная прелесть,

Красы наследство тратишь на себя?

Тебе Природа, проявляя щедрость,

Его взаймы ссужает, не скупясь.

Прекрасный скряга, что ж ты принимаешь

Подарки, не желая сам дарить?

И почему так много проживаешь

И без долгов не научился жить?

Зачем не платишь молодости дань,

Идя по одинокому пути,

И в ком тогда останешься, когда

Природа призовет тебя уйти?

    Тогда, не проявив себя сполна,

    Твоя краса на смерть обречена.

 

                           5

 

То Время, чей когда-то кроткий ход

Формировал прекрасные черты,

Тираном станет и произведет

Жестокое крушенье красоты.

Неутомимый временной поток

Мешает лето с хладною зимой,

Мертвит листву, задерживает сок,

Хранит красу под снежной пеленой.

Когда живая сила заперта,

Лишая лето сущности своей,

Бесследно исчезает красота

И нет напоминания о ней.

    Цветы, сникая, ароматы льют.

    Пока есть Дух, они еще живут.

 

                         6

 

Пускай рука зимы не навредит,

Не сгубит лета, соки иссушив.

Сосуд любви собою услади,

Туда свои богатства поместив.

Такой заем обогащает нас,

И если ты десятерых родишь,

Счастливей будешь тоже в десять раз,

Свое богатство удесятеришь.

Себе подобных воспроизведя,

В них свой талант сумеешь повторить,

И смерть бессильна, если ты, уйдя,

В своем потомстве продолжаешь жить.

    Не будь упрям, чтоб красоте твоей

    Не стать добычей смерти и червей.

 

                         7

 

Глянь на восток, где милостивый свет

Пылающую голову поднял.

Почтительными взглядами в ответ

Мы славим день, который воссиял.

Он всходит на крутой небесный свод,

Как юноша, мужающий в борьбе,

И смертных восхищает этот ход

По золотой обрывистой тропе.

Вот и зенит нелегкого пути,

Уходят силы, близится закат,

За угасаньем больше не следит

Смущенный зритель и отводит взгляд.

     Но если ты наследника родишь,

    То не беда, что полдень позади.

 

                         8

 

В нас радость оставляет светлый свет.

Так почему на сладостные звуки

Твоя душа печальный шлет ответ,

Скорбя и наслаждаясь этой мукой?

Быть может, звучный музыкальный строй,

Его движенье слух твой раздражает?

Но сладко ноты льнут одна к другой,

И их союз Гармония венчает.

Одна струна стремится отвечать

Струне другой в бессловном разговоре.

Как сын, отец и ласковая мать

Они поют в одном согласном хоре.

    Струятся голоса, напев един.

    В своем пути и ты не будь один.

 

                             9

 

Ужель, боясь печальных вдовьих слез,

Ты принял одиночества обет? 

Ах, если ты в бездетности умрешь,

Оставишь безутешным целый свет!

Твоей он станет плачущей вдовой,

Скорбящей, что исчез ты без следа,

А  мог бы незабвенный облик твой

В потомстве сохраниться навсегда.

Взгляни на расточительность, с какой

Мир наслаждается. Но красота сникает.

Кто не распорядился красотой,

Ее, увы, без пользы растеряет.

    Коль сердце жар любви к другим хранит,

    Оно отвергнет этот смертный стыд.

 

                           10

 

Не говори: «Люблю любого». Стыдно!

Богатство чувств не раздавай легко.

Ты многими любим, но очевидно,

Что сам еще не любишь никого.

И ненависть оставь. Из-за нее

Ты губишь крышу собственного зданья,

Тогда как сохранение ее

Является естественным желаньем.

О, изменись! Любви себя открой,

Чтоб о тебе мог изменить я мненье!

Будь так хорош, как внешний облик твой,

Иль добрым будь к себе, по крайней мере.

    Создай другого из любви ко мне,

    Чтоб красота жила в твоем, в тебе.

 

                              11

  

Так скоро, как идет упадок сил,

Пускай твоя замена вырастает,

Чтоб молодую кровь, что разместил

Ты в юности, своей назвать под старость.

В том – мудрость, умноженье, красота,

Без этого – упадок, разложенье.

Лет шестьдесят минует, и тогда

Исчезнет мир без шансов на спасенье.

Пускай на вымиранье обречен

Убогий, неприметный, бесталанный,

Но кто Природой щедро одарен,

Свой дар лелеять должен постоянно.

     Она тебя печатью создала.

     Множь копии, чтоб красота жила.

 

                          12

 

Когда я слышу Времени шаги

И вижу день, идущий в мрак ночной;

Когда смотрю, как вянут лепестки

Фиалки, покрываясь белизной;

Когда я вижу, как оголены

Деревья – крыша стаду в летний зной –

И злаки, что в снопы заключены,

Как в катафалки, с белой бородой, -

Тогда хочу спросить у красоты:

Ужель тебе назначен путь иной?

Погубит Время нежные черты,

Расчистив место смене молодой.

    Чтоб от Его косы себя спасти,

    Оставь потомство, прежде чем уйти.

 

                        13

 

О, будь всегда собою, но, любимый,

Не дольше жизни можно быть собой,

И раз конец идет неотвратимо,

Оставь кого-то, схожего с тобой.

Тебе в аренду красота дана.

Она тогда останется нетленной,

Когда в расцвете будет продлена

И молодость родит себе замену.

Как не спасти от разрушенья дом

Тому, кто может, охраняя честь,

Сопротивляться шторму зимним днем

И холоду, которым веет смерть?

    Тебе, любовь, дано отца узнать.

    Позволь и сыну это же сказать.

 

                        14

 

Нет, не у звезд дано мне мудрость брать,

Хотя и их влиянье видно здесь;

Я не умею жребий предрекать,

Чуму, погоду иль другую весть;

Не знаю я, что ждет нас впереди,

Не предскажу удачу иль беду,

И принцам к предстоящему пути

На небесах знаменье не прочту.

В сиянье глаз твоих черпаю я

Свои познанья: эти две звезды

Мне говорят о смысле бытия

В содружестве добра и красоты.

    Еще я вижу: уготовил рок

    Добру и красоте конечный срок.

 

                              15

 

Когда я вижу все, что жизнь являет

В великолепье кратком, моментальном

И на огромной сцене представляет

При свете звезд и их влиянье тайном;

Когда я постигаю, что наш путь,

Как у растений, в введенье светил

И после роста нам не преминуть

Упадка и забвенья прежних сил, -

Тогда на юность обращаю взор,

Стремясь ее сокровища ценить,

Пока Распад и Время тянут спор

О том, как день на ночь переменить.

 И, упреждая разложенья ход,

  Мой стих тебе другую жизнь дает.

 

                               16

 

 Неужто ты в мучительной войне

Со Временем не знаешь средств иных,

Которые значительно сильней

И благостней, чем мой бесплодный стих?

Сейчас вершина твоего пути, -

И очень многим девственным садам,

Еще пустым, хотелось бы цвести,

Привлечь тебя к своим живым цветам.

Не может робкий стих, доступный мне,

С несовершенной рифмою моей

Ни твой характер передать вполне,

Ни красоту лица в глазах людей.

    Отдай себя, потери в этом нет.

    Живая кисть создаст живой портрет.

 

                               17

 

 

Кто мне поверит, что, превознося

Тебя в стихах, не поместил я в них,

Как жизнь во склеп (свидетель – небеса),

И половины всех заслуг твоих?

Когда б умел изобразить сонет

Твои глаза и все очарованье,

Воскликнул бы читатель: «Лжет поэт!

Нет на земле подобного созданья!»

И стали бы потомки презирать

Чрезмерную болтливость старика,

А в пожелтевших книгах замечать

Лишь долгий метр старинного стиха.

    Но если в это время жив твой сын,

    Ты дважды возрожден: стихом и им.

 

                            18

 

Могу ль тебя я с летним днем сравнить?

Нет, ты его прелестней и ровней.

Бутоны Мая могут ветры сбить,

И коротка аренда летних дней.

Бывает так горяч небесный глаз,

Однако часто он и затемнен.

Прекрасный от прекрасного подчас

Стихией беспорядка отделен.

Но будет вечно длиться летний день,

И не исчезнет чудо красоты,

И смерть клюкою не затянет в тень,

Когда в бессмертных строчках будешь ты.

    Пока есть человек и видит он,

    Моим стихом ты будешь возрожден.

 

                    19

 

Прожорливое Время, разреши

Земле пожрать творения свои,

Свирепых хищников клыков лиши

И Феникса зажги в ее крови.

Твори, что хочешь, Время, шаг твой скор,

Ты вольно радость грустью заменять,

Но самое ужасное из зол

Тебе я запрещаю совершать:

О, не рисуй на лбу прекрасном линий,

Не прилагай перо или резец

И сохрани его для поколений

Как красоты нетленный образец.

    Пусть, Время, и губителен твой шаг,

    Моя любовь не старится в стихах.

 

                    20

 

Тебя, о повелитель моей страсти,

Природа с женским ликом сотворила,

Вложила сердце женское, но, к счастью,

Непостоянства женского лишила.

Взгляд ярче, и естественней блужданья

Луча, что, прикоснувшись, позлащает,

Неся поток мужского обаянья, -

И женщину восторг переполняет.

Природа женщиной тебя лепила

И, очевидно, одурев отчасти,

Тебе мой признак присовокупила,

Добавив нечто, к моему несчастью.

    Раз ты рожден быть женщинам усладой,

    Меня любя, их избегать не надо.

 

                        21

 

Не та со мною Муза, чья краса

Вознесена возвышенным стихом

Влюбленного поэта в небеса
и автор пылко сравнивает в нем

Свою любовь то с солнцем м  луной,

То с драгоценностями недр и вод,

С цветком Апреля, с редкостью любой

В кругу, что окаймил небесный свод.

О, разрешите мне в любви не лгать,

Она прекрасней всех в моих глазах,

Как матери – дитя, хоть не блистать

Ей золотой свечою в небесах.

    Любовь свою не буду восхвалять, -

    Я не намерен ею торговать.

 

                       22

 

Пока ты юн, я в зеркале живом

Не замечаю старости своей,

Но если ряд морщин увижу в нем, -

Проглянет смерть во искупленье дней.

В тебя я сердце поместил свое

Под нежные покровы красоты,

Ну, а в моей груди живет твое.

Как я могу старее быть, чем ты?

О, будь, любимый, так же осторожен,

Как я, стараясь сердце окружить

Заботою, которой нянька может

Свое дитя от хвори оградить.

    Когда недуги сердце мне сразят,

    Не помышляй свое забрать назад.

 

                                23

 

Как действует актер, не овладев

Высотами сценических искусств, -

То робко, то не сдерживая гнев,

Ослабевая от избытка чувств,-

Так я, страшась доверье потерять,

Не соблюдаю ритуал любви,

Молчу, и начинают иссякать

Под ношей чувств могущества мои.

О, пусть сумеет красноречье книг

Сказать, что грудь безмолвно говорит,

Моля куда сильнее, чем язык,

Ответною любовью одарить.

    Любовь молчаньем пишет письмена,

    Глазами слышать мудрость ей дана.

 

                                24

 

Мой глаз прекрасной формою пленен

И помещает в сердце твой портрет.

Он телом, словно рамкой окружен,

Но лучше перспективы средства нет

Увидеть суть рисуемого мной

И оценить, насколько удался удался

Портрет в моей сердечной мастерской,

Где окнами блестят твои глаза.

Смотри, как обернулся взглядов путь:

Мой глаз тебя рисует, для меня

Твои глаза как окна в эту грудь,

Где солнце снова застает тебя.

    Глаза рисунок склонны украшать.

    Что видно им, не может сердце знать.

 

                              25

 

Того кто под счастливою звездой

Рожден, в пути успех сопровождает.

А я иду дорогою иной,

Любовь всем благам я предпочитаю.

У фаворитов так красив покров,

Но как под глазом солнца ноготки,

Когда их повелитель хмурит бровь,

Уходят чары, гибнут лепестки.

Известный занедуживший боец,

Завоевавший тысячи побед,

Бой проиграл, - и  наступил конец,

Все позабыть, славы больше нет.

    Тогда я счастлив, что люблю, любим,

    Не изменю и сам незаменим.

 

                         26

 

О, лорд моей любви, кому служу

И чьи заслуги должен восхвалять,

Тебе мои послания пишу,

Но не затем, чтоб ум свой показать.

Долг очевидца я отдать готов,

Который так велик, что находить

Не может бедный ум желанных слов,

Но тешится надеждой угодить.

Пока что благосклонно освещает

Мой путь руководящая звезда,

И нищету мою она скрывает

Одеждою, твой нежный взор щадя.

    Я смею хвастать, как в тебя влюблен,

    Пока твоим доверьем облачен.

 

                                       27

 

Устав трудиться, я спешу уснуть

И отдых подарить усталым членам,

Но тут же мысли трогаются в путь,

Работе тела приходя на смену.

Уходит мысль от тела далеко,

Туда, где ты, стремится пилигрим,

Мои глаза открыты широко,

Незрячий взор ночною тьмой тесним.

Ему воображение спешит

Нарисовать прекрасный образ твой,

Он бриллиантом в черноте блестит,

Лик ночи обновляя красотой.

      Так тело днем, а мысль – ночной порой

      Меня  гнетут и гонят прочь покой.

  

                            28

 

Как мне суметь блаженство возвратить,

Которое лишь отдых создает,

Коль ночь не может натиск дня смягчить,

День давит ночь, она его гнетет,

И, вечные враги между собой,

Они согласно мучают меня,

Один -  работой, жалобой - другой

На то, что так далек я от тебя?

Я тешу день, коль мрачен небосвод,

И говорю, что ты ему сияешь,

А ночи, опустившейся без звезд,

Льщу тем, что ты ей звезды заменяешь.

    Но с каждым днем печаль моя длиннее,

    И с каждой ночью горе все сильнее.

 

                   29

 

Когда в разладе с миром и судьбой

Я исторгаю горький слезный крик,

И небеса тревожит голос мой,

И проклинает долю мой язык,

Завидуя тому, кто побогаче

И кто всегда друзьями окружен,

Желая обладать его удачей

И кругозор иметь такой, как он, -

Себя в подобных мыслях умаляя,

Вдруг о тебе я вспомню, -  и  тогда

Я жаворонком землю покидаю

И гимн несу в небесные врата.

    Любовь такую роскошь мне дает,

    Что щедрость королей уже не в счет.

 

                         30

 

 Когда, собрав воспоминаний сход,

Не вижу многого, что я искал,

И к старым бедам новый плач идет

О том, что время даром потерял, -

Тогда бесслезный взгляд я погружаю

В смертельный мрак, прибежище друзей,

И плач любви страданье изживает,

И стоны муки делают слабей.

Тогда могу я горести былого

Перебирать со вздохами и плачем,

Печальный счет оплачивая снова,

Как будто он был раньше не уплачен..

    Но если вспомню о тебе, мой друг,

    То все несчастья исчезают вдруг.

 

                                  31

 

Грудь милого вместить в себя смогла

Сердца умерших, на правах любви;

Там скрыто все, что мне любовь дала,

И те друзья, что для меня мертвы.

Как много раз послушная, святая

И тайная слеза глаза томит,

Все прочее сдвигая и являя

Мне умерших, которых грудь хранит.

В твоей груди теперь поселены,

Схоронены любимые мои.

Тебе трофеи, то есть я, сданы,

Все пошлины любви теперь твои.

    В тебе я всех любимых нахожу,

    Тебе и им я весь принадлежу.

 

 

                           32

 

Когда тебе придется пережить

Мою кончину и меня зароют,

Но будет суждено еще хранить

Скупые строки, созданные мною,

Их оцени по мерке лучших дней,

И пусть любой поэт их превзойдет,

Все ж сохрани из-за любви моей,

А не из-за рифмических красот.

О, пусть тебе любовь навеет мысль:

«Здесь Муза друга вырастала с ним,

Любви благие чувства родились,

И был он лучшим спутником моим.

   Теперь он умер, кем-то превзойден.

    Их чту за стиль, любовь дарует он».

 

                            33

 

Немало утр, блистательно сойдя

С окрестных гор и солнечным лучом,

Алхимией небес ручей златя,

Целуя травы золотым лицом, -

Вдруг позволяют на небесный глаз

Наехать пелене ближайших туч,

Чтоб тот клонился к западу, таясь,

От брошенного мира пряча луч,-

Так мое солнце мне в начале дня

Роскошный свет торжественно дарило,

Но час всего прошел, и от меня

Его, увы, завеса туч сокрыла.

    Я не ропщу. Раз свет небес запятнан,

    Возможны и на солнцах света пятна.

 

                             34

 

Зачем пообещал прекрасный день,

Дал мне возможность без плаща уйти

И допустил, чтоб низкой тучи тень

И шквал дождя нашли меня в пути?

Что из того, что ты своим лучам

Позволил лик избитый осушить?

Еще никто не выдумал бальзам,

Способный от позора исцелить.

Твой стыд -  не лекарь горю моему,

Раскаянье потерь не возместит

И не уменьшит тяготы тому,

Кто вынужден обиды крест нести.

    Но – ах! – рыдает, слезы льет любовь, -

    И эти перлы искупают боль.

 

                            35

 

Я не сержусь, я все тебе простил:

У роз – шипы, а в серебре есть грязь,

Случаются затменья у светил,

И может в почке язва жить, таясь.

И люди ошибаются. Я сам,

К возвышенным сравненьям прибегая,

Грешу и лью некстати сей бальзам,

Твои грехи чрезмерно извиняя.

Ошибку сердца я в сердцах сужу, -

Тобою оборона создана, -

И в доводах я правду нахожу.

Такая у любви с враждой война,

    Что я защиту должен применять,

    Чтоб сладкий вор не обокрал меня.

 

                             36

 

Позволь признать, что мы разделены,

Хоть пополам любовь не разделить.

Те пятна, что молвой нанесены,

Мне одному приходится носить.

Когда одну любовь на две разнять,

То в них лишь уважение живет.

Возникшая способность раздражать

У нас с тобой часы любви крадет.

Я не всегда покорствую тебе,

Чтобы своим смиреньем не стыдить,

И ты на людях холоден ко мне

И мнишь, что может имя честью быть.

    Но зря. Ведь такова любовь моя,

    Что ты есть я, - моя и честь твоя.

 

                       37 

 

Как  старец юной жизнью восхищен,

Делами и активностью ее,

Так я несчастной долей охромлен

И утешенье черпаю свое

В твоей красе, уме или судьбе,

В достоинствах, которые я знаю,

И к кроне рода знатного, к тебе

Свою любовь я щедро прививаю.

Я не бываю бедным и больным,

Пока твоей я тенью осенен,

Насыщен изобилием твоим,

Твоею славой удовлетворен.

    А если станешь лучше, благодатный,-

    Счастливей буду я десятикратно.

   

                     38

 

Зачем мне вдохновение искать,

Когда наполнен стих твоим дыханьем

И тщится в грубых строчках передать

Высокое твое очарованье?

О, разреши стихам тебя пленить,

Дай мне такой признательный ответ.

Как можно о тебе не говорить,

Когда ты даришь вдохновенный свет?

Будь мне десятой Музой, в десять раз

Достойнее известных девяти.

Позволь тому, кто чтит тебя сейчас,

Свои творенья в вечность пронести.

    Коль Муза снизойдет в круг этих дней,

    Моею будет боль, а похвала – твоей.

 

                    39

 

О, как твои достоинства воспеть,

Когда ты часть наилучшая моя?

Как отделиться от тебя суметь

В то время, когда я хвалю тебя?

Живя раздельно, нам свою любовь

Единым именем не называть.

Заслуженное лишь одним тобой

Тебе по праву я могу отдать.

Отсутствие, твои пустые дни

Меня могли бы в бездну мук втянуть,

Когда бы сладким мыслям о любви

Не удавалось время обмануть.

    О, научи, как милого хвалить

    И надвое единое делить!

 

                  40

 

Возьми мои любви, все, до одной:

Что, стало больше у тебя, чем раньше?

Они твои, но нет меж них такой,

Которую назвал бы настоящей.

Когда мою любовь из-за любви

Самой приемлешь, я не порицаю,

Но не хочу, чтоб ты душой кривил,

Насилья над собой не одобряю.

Я твой грабеж прощаю, сладкий вор,

Хотя унес ты все, что я имел.

Любви несправедливый приговор,

Не ненависть беру себе в удел.

    Пускай твое пленение страстями

    Меня убьет, но нам не быть врагами.